В этой публикации я предлагаю рассмотреть один из ключевых элементов Магической формулы Хлебинской школы:
Питер Брейгель: изобразительная (визуальная) форма, близкая пейзажам и людям Подравины.
 |
| Питер Брейгель Старший. Охотники на снегу (фрагмент). Дерево, масло 1565. Музей истории искусств, Вена (Австрия). |
 |
| Окрестности Крижевца (Копривницко-Крижевацкая жупания). фото Fraxinus Croat. |
Влияние Питера Брейгеля на поиск и становление изобразительной модели в начальном творчестве Крсто Хегедушича отмечалось многими критиками и искусствоведами с самых первых показов и заканчивая современными исследователями.
«Юнек, Планчич и Хегедушич первый раз выставляются в Париже. Представили хорошие картины в скромных рамах… Хегедушич очень интересный художник. Выставил две картины – Загорская ярмарка и Убогие. По мотивам немного напоминает Брейгеля… Хегедушич, самый оригинальный на всей выставке…" [1]
«Перед встречей с Генераличем и Мразом, Хегедушичевский особый стиль последовательно выработан, как и его вкус и предпочтения. «Ненасытный в неприглядном», как Брейгель, как Босх или Гойя, он в собственных работах творчески противостоит всякой изобразительной идеализации.» [2]
«Стиль Хегедушича, характерный для периода его участия в группе «Земля», сформирован под влиянием Новой объективности (особенно Г.Гросса), а так же творчества Иеронима Босха и Питера Брейгеля…» [3]
«Так когда, для Йосипа Рачича, одного из родоначальников хорватского модернизма, референтной точкой был Эдуард Мане, а у Мирослава Кральевича часть его опуса была смоделирована на отдельных примерах Сезанна, Крсто Хегедушич в поисках вдохновения погрузился в глубокое прошлое, в XVI столетие. С уже упомянутыми народным искусством и художниками-самоучками, как главный образец появляется известный фламандский художник Питер Брейгель…Только в Брейгелевской, хорошо проработанной деревенской ежедневности, Хегедушич нашел понятный и соответствующий основным внутренним устремлениям схожий концепт, который можно легко перенести в хорватскую Подравину.» [4]
 |
| Питер Брейгель Старший. Свадебный танец. Дерево, масло около 1566. Институт искусств, Детройт (США). |
 |
| Крсто Хегедушич. Праздник в Молве. Холст, масло, темпера 1930. Министерство внутренних дел, Загреб. |
Собственно, сам Хегедушич никогда не скрывал своего увлечения творчеством Брейгеля, а начиналось это все в далеком 1925 году…
 |
| Крсто Хегедушич. Переправа через Муру. Дерево, масло, темпера 1932. Музей современного искусства, Загреб |
«Брабант во время расцвета Антверпенской республики обнаруживает множество (сходства) очевидных точек соприкосновения с нашим (Копривничским) краем. Всегда, когда еду зимой через эту провинцию, мне кажется, будто по железной дороге я въезжаю в какие-то большие пределы брейгелевской снежной композиции. Соломенные крыши деревенских лачуг, из-под которых клубится дым, жизнь, которая по своему примитивному укладу похожа на зерно, что давно зарыто в землю и ждет когда начнет расти, стены часовен и кладбища римско-католического устройства, жирная, черная, плодородная брабантская земля и крестьяне, пастухи, виноградари – румяные, крепкие, с бочонком вина, с кольцами домашней колбасы и связкой лука. Всегда кого-то тошнит, кто-то обмочился, а кто-то качается на виселице. По местности двигаются орудия и проходят войсковые части в разноцветной, красно-желтой королевской испанской форме. Придворные аркебузиры – испанские наёмники, потомственные военные дворяне, скрип колес, орда победителей - пьяная и агрессивная, что катится через Брабант и Фландрию, громят и палят куда достанут. Стоят (на железнодорожных станциях) брейгелевские попрошайки, калеки и пьяные старые нищенки, все перемешаны с испанскими аркебузирами и мадридскими жандармами, что гонят перед собой связанных, полураздетых бедняков. Поблизости один крестьянин меланхолично переворачивает жирного карпа и ногтями скребет его по плавникам и чешуе, слышится гармоника, а мадридские кондотьеры обнаженными саблями подгоняют связанных людей, чтобы те поскорее загрузились в вагоны, дабы ехать дальше. Это Брабант в начале шестнадцатого столетия, когда испанские наёмники толедского господства тиранизируют невинных брейгелевских крестьян в атмосфере снежной и печальной брейгелевской картины. Так мы приехали в Копривницу.» [5]
 |
| Мирослав Крлежа. 1929. |
Это отрывок из знаменитого эссе классика современной хорватской литературы Мирослава Крлежи «Письмо из Копривницы», впервые опубликованного 31 января 1925 г., и включенный им в предисловие (по своей сути программный текст, в котором рассматриваются многие проблемы, признанные ключевыми в определении характеристик хорватской культурной идентичности в первой трети 20-го века) к книге рисунков Крсто Хегедушича «Подравские мотивы» изданной в 1933 году. В предисловии к книге Крлежа дает подводку к этому отрывку:
«Писавши восемь лет назад об открытой проблеме, как литературно и художественно должна выглядеть наша непознанная и мрачная упрямая действительность, в том своем круговороте с нашим творческим упорствованием, с той гипотетической основой, которую Достоевский называет «почвой», для меня выглядело так, будто Брейгель один из тех творцов, который создал мир своего Брабанта, в то же время удивительно похожий на наш северохорватский край на его исторической противотурецкой стратегической территории между Карловцем и Копривницей.» [6]
 |
| Крсто Хегедушич. Деловские пустоши. Холст, масло, темпера 1934. Современная галерея, Загреб. |
Мирослав Крлежа и Крсто Хегедушич были не только большими друзьями на протяжении всей жизни и творческими партнерами, их связывало большое духовное родство в поисках национальной самоидентичности.
Первый личный контакт между ними состоялся в 1926 году, когда молодой художник Крсто Хегедушич пишет письмо из Парижа Мирославу Крлеже:
Дорогой господин Крлежа!
Будучи сегодня в Лувре, в каком-то уголке я нашел Брейгеля, и может быть по этой причине решил Вам написать.
Ах, да Вы знаете, какой симпатичный плут этот Брейгель!
…О нем мне что-то рассказывали в Загребе, после того как я нарисовал своих нищих (картина «Убогие» - дипломная работа К.Хегедушича, за которую он получил награду академии и предложение дальнейшей стажировки в Париже на стипендию французского правительства), но это была совсем небольшая информация…
В Лувре имеется всего одна небольшая картинка Брейгеля – «Калеки». Пять нищих, без ног, с палками и на деревянных костылях запечатлены в невероятно смешных позах с очень выразительными физиономиями. А вокруг их только стены двора и ничего больше. Насколько комично. Насколько трагично!
 |
| Питер Брейгель Старший. Калеки. Дерево, масло 1568. Лувр, Париж (Франция). |
 |
| Крсто Хегедушич. Убогие. Офорт 1926. |
А потом остальные восхитительные Фламандцы и Голландцы! Нет тут поз, костюмов, театральности и высокомерности. Тенирс, Стеен, и затем «Кермес» Рубенса – крестьяне пьют, дерутся, пляшут и орут. Сколько радости жизни, сколько страсти и темперамента! Ощущают солнце, чувствуют жизнь!
Смотрел я на Брауэровы и Тенирсовы трактиры и смеялся в голос, разглядывая этих фламандских пьяниц и их девиц. И охватила меня радость от того, что сам себе поверил, что я на хорошем пути… А, эти мои «Убогие» начало той дороги. И, я не отступлю ни за Матерь Божью…
Да, эта красота сияет веками, но сияет в других городах и странах, а не у нас… А, мы ее ввозим как контрабанду из-за границы в разных формах. Какой это все-таки идиотизм… Вы боретесь многие годы за наш самостоятельный художественный образ. Так давайте… Давайте уже однажды прекратим это низкопоклонство перед другими столицами. У нас все чудно́. Художники смотрят на жизнь через историю и через образцы. Как будто искусство, это нечто, что существует вне нас самих… Мы аграрная страна. У меня (на родине) стучат деревянные ветряки по виноградникам, а на праздники все пьют ракию и крестьяне напиваются как поросята. Распятия стоят на перепутьях, а под ними нищие играют на гармонике и ругаются со стражами порядка. Кто из наших художников, элементарно сделал вывод, что вот это наше? Где же наши окрестности, городки, взаимоотношения, жизнь? Наши свадьбы и похороны? …Где же Богоявление – святые три короля? Когда идут дети со свечами в фонарях под холодным небом и поют:
«To mlado leto pofali me
to dete Jezuša slavi me.
Majka se po ganku šećeju
Lonec s mašćom vlečeju…»
Нет того…
Париж 14 декабря 1926 г. [7]
В своем ответном письме Хегедушичу, Мирослав Крлежа, в частности, пишет:
... Мне очень приятно, что Вам Брейгель (моя старая симпатия) говорит больше чем Андре Лот. И мне также, но для этого не требовалось ехать в Париж. В Вене имеется 8 (картин) Брейгеля."
Загреб 18 декабря 1926 г. [8]
Безусловно, Крсто Хегедушич был хорошо знаком с эссе «Письмо из Копривницы» (Крлежа был в те годы властителем умов лево-ориентированной молодой творческой интеллигенции). Повлияла ли тогда в какой-то мере, обозначила, «подсветила» тропинку знаменитая метафора из 1925 года для молодого студента Загребской академии художеств?
 |
| Крсто Хегедушич. Проводы. Холст, масло, темпера 1933. Музей современного искусства, Риека. |
Через 40 лет Крлежа напишет еще одно предисловие (в какой-то мере перекликающееся с тем давним текстом из 1933 года) отвечая на вопросы о степени влияния Брейгеля на творчество Хегедушича. На этот раз предисловие для альбома-монографии о своем друге, вышедшего из печати в 1974-м, за год до смерти художника.
"... Когда говорят о его увлечении Брейгелем, для этого есть основания, но все эти разговоры с намеком на принижение всего опуса значительно преувеличены. Например снег на его картине "Проводы" навеян, правда, брейгелевской зимней палитрой, но Хегедушичевская зима несмотря на отдельные элементы несоразмерно важнее брейгелевской зимней мизансцены. Для Хегедушича сама тема "Проводов", классический пример нашего собственного, хорватского политического реквиема в конкретном историческом моменте. Свинцовое небо, мрачное как крыло ворона, потемнело до символа черного знамени на простонародных, босяцких проводах несчастья. Это был политический протест в то время, когда вершителями судеб в политике были представители "Диктатуры 6 января". На всех его картинах ... появляются придворные аркебузиры и полицейские агенты в виде обычной грубой солдатни. Полицейское насилие над идиотской пассивностью подравской бедноты. Мушкетеры, палачи, королевские жандармы, придворные кондотьеры, кровь и несчастье, попы, церкви, испанские наемники мадридского господства и бедные крестьянские массы в обрамлении меланхоличной перспективы, которая больше Хегедушич, чем Брейгель. Его картины, это диагноз. Без правильного диагноза нет выздоровления. Только на собаках все заживает само собой, а в человеческой собачьей жизни само по себе не получается ничего. В картинах Хегедушича есть серьезное предостережение о том, что после всех страданий и несчастий нашего немощного существования между двумя войнами человек возьмет будущее в свои собственные руки." [9]
 |
| Крсто Хегедушич. Зимний двор. Холст, масло, темпера 1934. Частное собрание. |
 |
| Крсто Хегедушич. Масленица. Холст, масло 1935. Музей современного искусства, Риека. |
